Последний портрет Расула Гамзатова

Сухой закон горбачевской «перестройки». Запрет спиртных напитков на всех официальных мероприятиях. Табу на алкоголь! Ни грамма, стало быть! На банкетных столах возвышались лишь бутылки с минеральной водой. Но разве можно указом генсека КПСС уничтожить обычай винных возлияний после тяжелых бдений за столами президиумов? По чину самого уважаемого человека Кавказа на представительных съездах бывал и Расул Гамзатов. И мудрый горец с юмором выкрутился из сложной ситуации.

После одного заседания он задержался, беседуя с кем-то в фойе дворца съездов. К нему спустились:

– Просим на банкет, вас ждут, без вас не начинают.

– А там на столах есть? – хитро осведомился Расул.

– Нет, что Вы! Нельзя. Указ.

– А можно принести с собой?

– Нет, что Вы! Нельзя. Указ.

Расул многозначительно помолчал и изрёк:

– Ну, тогда я принесу в себе.

Махачкала. Союз писателей Дагестана. Меня привезли к Расулу Гамзатову друзья поэта (конец весны 2002 года), а познакомил меня с ним наш общий друг Гаджи Махачев. Портрет писался в кабинете Расула Гамзатова.

Расул чувствовал себя плохо. Преклонные годы. Глаза смотрели не на окружающих, а в ту невидимую даль, что открывается уходящему от нас человеку, на лице застывала неподвижная маска. Из-под этой маски мне надлежало вытащить живого человека.

Я усадил Расула за стол, и он задумчиво слегка подпер голову рукой. Чувствуя, что я не смогу удержать его внимание на себе, и зная, что портрет придется писать очень быстро, я пригласил наших общих друзей, других дагестанских писателей из приемной Гамзатова в кабинет. Их было четверо. Все расселись за мною, на другом краю длинного стола. Я им поставил задачу: как только я умолкаю, занятый портретом, так им сразу же надо вступать в разговор и увлекать поэта своими байками. То, что писатели за моей спиной смотрят, как я пишу, меня не смущало.

Сеанс с Гамзатовым – единственный случай, когда мне пришлось писать портрет, держа в одной руке кисть, а в другой рюмку коньяку. Сам Гамзатов не пил (врачами было категорически воспрещено), а лишь подносил рюмку к губам. На несколько секунд, пока произносился тост и употреблялось содержимое наших рюмок, глаза Гамзатова оживлялись, и появлялось то знаменитое улыбчивое хитровато-мудрое выражение, над которым я бился, улавливая редкие моменты.

Тут вспоминались случаи из жизни Расула, о которых взахлёб рассказывали его друзья. Он тоже вспоминал. В том числе свою знаменитую телеграмму из президиума Верховного Совета.

Дело в том, что в президиуме за столами в то время сидели, как правило, директора крупных заводов, председатели лучших колхозов и так далее. И они постоянно подзывали секретарей и передавали им тексты телеграмм, которые писали прямо за столом. Там: «Срочно пришлите цифры перевыполнения плана на сегодняшний день» или «Сколько тракторов выпущено за истекший период» и т. д. Один Расул сидел бездеятельно, депешировать ему было нечего. Ну, действительно, не телеграфировать же в Союз писателей: «Сколько книжек выпущено за истекший период?». А соседи за столом знай себе строчат телеграммы одну за другой. Секретари ходят, собирают и отправляют телеграммы, потом приносят ответы. Сидел Расул, сидел, потом взял бумагу и тоже настрочил телеграмму. Жене, своей любимой Патимат:

«Сижу в президиуме, а счастья нет. Расул».

Единственное, чего я во время сеанса портрета не смог учесть, так это то, что волосы Расула перед моим приходом зачесали назад, что для Расула совершенно нехарактерно. Я так и написал его волосы. И лишь потом, уже по фотографии восстанавливал присущую легендарному горцу прическу – короткий чубчик нависающий над лбом.

– Как вы думаете, – спросил я легендарного аксакала под конец сеанса. – Сможет ли наша страна выбраться из того хаоса и развала, в который погружается? Есть ли у нас шанс?

– Нет! – тоскливо глядя в пространство, ответил знаменитый поэт.

Не знаю, почему он так сказал. Но если бы я так думал, как он, то я бы не работал, и вообще бы не жил. Зачем мне весь мир, если не будет России?

Мудрый человек, Расул Гамзатович всё же иной раз сомневался в своих словах, и в горестной поэме, посвященной нашему общему другу Гаджи Махачеву, он писал:


На мой Дагестан я с тоскою гляжу,

Он скорчился как от ожога,

До боли знакомого не нахожу,

Так много в нём стало чужого.


А может быть, всё же не прав я, Гаджи,

И мы еще в самом начале?

Но прежних лет ржавчину, всё же, скажи,

На иней зачем обменяли?


Парад суверенитетов конца 80-х годов. Эпоха разгрома СССР. Один за другим регионы и республики объявляют суверенитеты. Но … докатывается волна разрушения до Дагестана и разбивается о могучий авторитет легендарного поэта. На огромном собрании, на котором решался вопрос о суверенитете автономной республики, взял слово Расул. Его речь была короткой, но она напрочь закрыла вопрос о суверенитете республики. Она заканчивалась под взрыв аплодисментов следующими словами:

– Мы добровольно не входили в Россию, добровольно из неё и не выйдем!


Лицо и руку Расула на портрете я больше не трогал. А заканчивал портрет уже в Москве. Образ поэта на расстоянии стал символичным. Как огромная скала вырастает среди гор Дагестана фигура крупнейшего поэта Кавказа Расула Гамзатова.

Это полотно стало его последним прижизненным портретом.